Когда я смотрел в Таджикистане на горы, покрытые снегом, особенно зимой, они казались мне облаками на синем южном небе. Теперь же, когда я смотрю из окна мастерской на облака, скучившиеся у горизонта (особенно вечером), они напоминают мне горы.

Человека влекут стихии — море, степь, горы, даже пустыня. Стихия указывает человеку на его истинное место в мире — более чем скромное. Странно другое. Рядом с горными вершинами человек, казалось бы, должен чувствовать себя ничтожным букашкой. Но нет. Созерцая величие и красоту этого мира, ты становишься как бы причастным к нему. Созерцание великого вызывает восторг, а не депрессию несоизмеримости себя и вечности. Я посетил сей мир, это уже прекрасно — далее ничего не нужно.

Я рожден на Волге в степной полосе России, и горы-то увидел только когда мне было под тридцать. Но зато какие! Памир — крыша мира — так говорится. Позднее я с трепетом ждал встречи с Гималаями, но прилетев в Катманду, гор не увидел. Оказалось, что Гималаи всегда закрыты облаками. Только вечером ненадолго появились вершины Анапурны, и вскоре исчезли. То же было в Пакхаре, где кончается автомобильная дорога (200 км езды на автобусе по горам), далее начинается восхождение, доступное лишь альпинистам. Снежные вершины Тибета показались не надолго только рано утром, потом навсегда все исчезло в облаках.

На Памире же за все лето можно не увидеть ни одного облачка. Все дело в климате. На Памире сухо, в Гималаях влажно. Кроме того, "у нас" в горах нет растительности — все выгорает уже к концу мая. Там в Непале сплошь буйная растительность в горах и сплошные леса, которые называются джунглями.

Более 10 лет я приглядывался к горам (жил между Таджикистаном и Москвой). И вот произошел поворот — я вернулся к реализму после долгих лет скитаний в мире абстракционизма, а потом - буддизма (буддистских мандал). Захотелось, чтобы эту красоту гор могли увидеть другие. (Конечно, я о «других» не думал, а делал все для себя). Поэтому мне важна была точность передачи той или иной местности, где мне приходилось бывать. Никаких обобщений и фантазий. Я подписывал, где, возле какого кишлака, на какой дороге, в каком ущелье был сделан тот или иной рисунок. Поэтому эти работы имеют возможно более "географический", чем художественный характер. Для себя я называл эти рисунки портретами гор и камней. Ведь даже камни по-своему живые (потом я узнал, что действительно в них происходит какая-то жижнь). И, как ни странно, горы не выглядят тяжелыми и материальными. Они скорее призрачны и легки. Кстати, в горах нельзя понять расстояние «от и до». Непонятно, далеко или близко возвышается эта вершина. Истинное расстояние до нее невозможно определить. Из-за разреженности воздуха часто отсутствует (особенно на высоте три тысячи и более метров) воздушная среда (дымка) и возникает некая стереоскопичность. Этакое 3D.

Из-за отсутствия атмосферы (разреженности воздуха) изменяется понимание того, что художники называют тоном (светосила). Белое (снег) становится абсолютно белым, тени же - черными. Восточный Памир - высота 3500 м и выше - это Луна. Я имею в виду контрастность, то что мы видим на снимках с Луны. На восточном Памире не то что рисовать, дышать трудно.

Отшельники всегда искали уединения в стихии. Уходили кто в пустыню, кто в лес, кто в горные пещеры. Поэтому некоторые буддистские монастыри Тибета прилепились где-то в горной вышине.

Стихия говорит: - "Смирись гордый человек".

Смири свое эго, и тогда ты войдешь в гармонию с этим миром.

В. СЕРЕБРОВСКИЙ